Очарованная Душа

В конце 50-х моя бабушка, тогда ещё не бабушка, а молодая женщина, работала в лесничестве.
Утром она отправлялась в контору получать наряд. Километров пять по лесу. Шла обязательно с попутчиками.
Сосновые леса северной Украины светлые, сухие. Гулять в них одно удовольствие. Если бы не волки. Лесные волки на мультяшных не похожи. Они не носят кепки и не курят «Беломор». Лесные волки - профессиональные убийцы. Поэтому бабушкины односельчане передвигались по лесу только группами.
Однажды бабуля проспала компанию и пошла одна. Она бы осталась дома, страшно одной. Но с прогулами тогда было строго. А с работой туго. И она пошла. И встретила волка. Уже далеко от села. Серого, матёрого. С мёртвыми глазами и мордой ромбом.
Бабушка ойкнула и стартовала не то боком, не то в мелкую припрыжку. Волк с интересом двинулся за ней. Параллельным курсом. Бабушка перепугалась до смерти. Что делать? И тут она вспомнила рассказы, что волк никогда не нападёт на поющего человека.
И она запела.
Она ни на секунду не закрывала рот. Она пустила в ход всё: эстраду, коломыйки, колядки, колыбельные, поминальные песни, военные марши, Вертинского и Лещенко и, кажется, Мендельсона. Она знакомила волка с творчеством Утёсова и арией Мефистофеля, слышанной ей по радио через громкоговоритель в правлении.
"Люди гибнут за металл" сурово разносилось по лесу, а зверь, как привязанный, шёл чуть сзади и молча слушал. Это был единственный концерт "С добрым утром" в его жизни.
Может поэтому он довёл бабушку до самого лесничества. Потом с каким-то облегчением развернулся и убежал в чащу.
Что это было?
Действительно ли волки так любят музыку, что готовы забыть о меню, если им понравился репертуар? Бабушка не знала.
Сама она думает, ей попался умный волк. Ещё на Мендельсоне он понял - женщина не в себе, и решил, как бы чего с ней не случилось, проводить её прямо до места.
Boris Sav

когда погибну в водопаде
прошу не надо называть
моей фамилией колхозы
достаточно и городов
© Сыр

мы как то с вами незаметно
народом перестали быть

его посмертно наградили
медалью «за мартышкин труд»

а мышек кошка подстрекала
из норок выйти на протест

за тыщу можете досрочно
итоги выборов узнать
© bazzlan

когда бы не было дантесов
в стихах погрязла бы земля
[Spoiler (click to open)] [more]

запретный плод ещё до евы
змей искуситель искусал

для наших чайных церемоний
мы штопор так и не нашли
© bazzlan

в театре тоже толерантность
играть джульетту будет негр

у вас стремленье к вечной жизни?
женИтесь –и оно пройдёт

хотим вменяемости власти
уж про сменяемость молчим


не стыдно грязными руками
вам мыло чистое хватать?

ведь наша власть добра желает
вот всё добро и подгребла

а этот лист совсем не банный
а композитор ференц лист

мечтал о вас- и вы явились
ну и о ком теперь мечтать?


её увидев я подумал
что в дурке нынче выпускной

чем дальше от тебя далёко
тем всё прекраснее оно

в ночь со второго на восьмое
он беспробудно водку пил

рискну затеять бизнес в конго
хочу солярий там открыть

серёга нашу пианину
на вечерок послушать взял


ты не забудь перед уходом
мою фамилию вернуть

а после встречи с вашим мужем
я синяками заболел


неплохо бы ещё и сеять
а то всю жизнь лишь пашем мы


он привлекательный мужчина
и привлекался много раз

да перестаньте вы кривляться
врач лучше знает где болит


сторонник - отойди в сторонку
поклонник кланяться идёт

Еще не осень — так, едва-едва.
Ни опыта еще, ни мастерства.
Она еще разучивает гаммы.
Не вставлены еще вторые рамы,
и тополя бульвара за окном
еще монументальны, как скульптура.
[Spoiler (click to open)] [more]


Еще упруга их мускулатура,
но день-другой —
и все пойдет на спад,
проявится осенняя натура,
и, предваряя близкий листопад,
листва зашелестит, как партитура,
и дождь забарабанит невпопад
по клавишам,
и вся клавиатура
пойдет плясать под музыку дождя.
Но стихнет,
и немного погодя,
наклонностей опасных не скрывая,
бегом-бегом
по линии трамвая
помчится лист опавший,
отрывая
тройное сальто,
словно акробат.
И надпись «Осторожно, листопад!»,
неясную тревогу вызывая,
раскачиваться будет,
как набат,
внезапно загудевший на пожаре.
И тут мы впрямь увидим на бульваре
столбы огня.




Там будут листья жечь.
А листья будут падать,
будут падать,
и ровный звук,
таящийся в листве,
напомнит о прямом своем родстве
с известною шопеновской сонатой.
И тем не мене,
листья будут жечь.
Но дождик уже реже будет течь,
и листья будут медленней кружиться,
пока бульвар и вовсе обнажится,
и мы за ним увидим в глубине
фонарь у театрального подъезда
на противоположной стороне,
и белый лист афиши на стене,
и профиль музыканта на афише.
И мы особо выделим слова,
где речь идет о нынешнем концерте
фортепианной музыки,
и в центре
стоит — ШОПЕН, СОНАТА №2.
И словно бы сквозь сон,
едва-едва
коснутся нас начальные аккорды
шопеновского траурного марша
и станут отдаляться,
повторяясь
вдали,
как позывные декабря.
И матовая лампа фонаря
затеплится свечением несмелым
и высветит афишу на стене.
Но тут уже повалит белым-белым,
повалит густо-густо
белым-белым,
но это уже — в полной тишине.
Юрий Левитанский, "Как показать осень"

[Spoiler (click to open)] [more]

Елена Теплова
В который раз всю ночь проплакав,
Устав смертельно от людей,
Я завела себе собаку
И подарила сердце ей.
Она хранит его надёжно,
И нет на свете никого,
Кто б так легко и осторожно
Касался сердца моего.
Она хранит от равнодушия
К тому, чья боль сильней моей,
От непосильного удушья
Тревог за судьбы сыновей,
И от душевного безделья,
И от покорности судьбе,
И только ей, на самом деле,
Я верю, как самой себе.
Не потому что - надо верить,
И мне за это Бог воздаст:
Пёс не умеет лицемерить
И человека не предаст.
Ни за иудину монетку?
Ни за большие барыши,
Они нас любят безответно
Лишь по велению души.

Калифорния в рамках чрезвычайных обстоятельств собирается досрочно выпускать на свободу десятки тысяч заключенных, осужденных за насильственные преступления
41 окружной прокурор подали петицию против возможного досрочного освобождения 76 000 заключенных в Калифорнии
Меган Бобровски
Более 40 окружных прокуроров, в том числе из округов Марин, Напа и Солано, подают петицию против возможного досрочного освобождения 76 000 заключенных из тюрем штата Калифорния.
[Spoiler (click to open)] [more]

Окружные прокуроры во главе с прокурором Сакраменто Анной Мари Шуберт подали в четверг петицию секретарю департамента исправительных учреждений и реабилитации с просьбой отменить временные чрезвычайные положения, предоставляющие дополнительные послабления более чем 76 000 заключенных, что потенциально может привести к их досрочному освобождению, говорится в заявлении окружной прокуратуры округа Сакраменто.

Новые правила, которые были объявлены 30 апреля и вступили в силу 1 мая, являются частью плана штата по продолжению сокращения того, что когда-​то было крупнейшей государственной исправительной системой страны, сообщает Associated Press. В соответствии с ним более 63 000 заключенных, осужденных за насильственные преступления, имеют право на получение послаблений за хорошее поведение, что сокращает их сроки на одну треть, являясь повышением с одной пятой, которая была стандартом с 2017 года.

“Цель состоит в том, чтобы увеличить стимулы для заключенных вести себя хорошо и следовать правилам во время отбывания наказания, а также участвовать в реабилитационных и образовательных программах, которые приведут к более безопасным тюрьмам”, — сообщает пресс-​секретарь CDCR [California Department of Corrections and Rehabilitation – прим.пер.] Дана Симас в заявлении AP. “Кроме того, эти изменения помогут сократить численность заключенных, позволив заключенным быстрее вернуться домой”.

Из-за структуры программы пройдут месяцы или даже годы, прежде чем кого-​либо из заключенных отпустят досрочно, сообщает AP. Тем не менее, критики, такие как 41 прокурор, говорят, что общественность будет подвергнута риску.

Согласно заявлению офиса Шуберта, эти правила были приняты в рамках “чрезвычайного положения” и приведут к досрочному освобождению “некоторых из самых жестоких преступников Калифорнии".

“Разрешение на досрочное освобождение наиболее опасных преступников, сокращение сроков наказания на 50%, оказывает влияние на жертв преступлений и создает серьезную угрозу общественной безопасности”, — заявляет Шуберт. “Эта петиция призывает CDCR отменить эти правила, начать процесс заново, обеспечить прозрачность и участие общественности. Жертвы, их семьи и все калифорнийцы заслуживают справедливых и честных дебатов о наличии здравого смысла в таких радикальных правилах”.

Изменения были одобрены управлением административного права Калифорнии, сообщает AP. Департаменту были “предоставлены полномочия” вносить изменения в процессе нормотворчества и в рамках текущего бюджета. Поскольку они были введены в действие как “чрезвычайные правила”, CDCR смог ввести их без проведения общественного обсуждения, что возмутило прокуроров.

Согласно заявлению офиса Шуберта, подача ходатайства — это первый шаг к получению официального судебного приказа, который признал бы правила незаконными. В случае успеха чрезвычайные меры будут аннулированы, и CDCR должен будет принять эти правила “традиционным способом, требуя от управления административного права штата [the State’s Office of Administrative Law - прим.пер.] обеспечить большую прозрачность и участие общественности”.

Меган Бобровски - штатный автор "Сан-​Франциско Кроникл"
https://aftershock.news/?q=node/976894

ПОМНИТЕ...!!!! Через года, через века… ПОМНИТЕ...!!!
О тех, кто уже не придет никогда… ПОМНИТЕ...!!!
Детям своим расскажите о них, чтобы помнили!!!
Детям детей расскажите о них, чтобы тоже помнили!!!
Встречайте трепетную весну… ЛЮДИ ЗЕМЛИ,
УБЕЙТЕ ВОЙНУ, ПРОКЛЯНИТЕ ВОЙНУ, ЛЮДИ ЗЕМЛИ!!!
Мечту, пронесите через года и жизнью наполните,
Но о тех, кто уже не придет никогда, заклинаю Вас, люди…
ПОМНИТЕ!!!
Роберт Рождественский.

[Spoiler (click to open)] [more]


Прочти .... стоит
Анна Георгиевна Словцова:
....После войны семья наша почти два года кочевала по разорённой войной Украине, так как воинская часть отца восстанавливала разрушенные немцами аэродромы. На одном из полустанков отец, выскочивший с чайником за кипятком, вдруг вернулся, неся вместе с товарищем безногого солдата. За ними внесли солдатский рюкзак и старенький баян. Ноги у солдата были отняты по самый пах. А сам он был молод, красив и, что называется, в "стельку" пьян.
На удивлённые вопросы мамы и бабушки отец отвечал кратко и потрясённо: "Он пел!" Молодого инвалида старательно обтёрли мокрым полотенцем и уложили на топчан теплушки.
Тем временем офицеры, желая установить личность солдата, проверили его рюкзак и были полностью сражены: безногий солдат был награждён пятью боевыми орденами, а отдельно, в красной коробочке, лежал Орден Ленина. И был инвалид сержантом Авдеевым Николаем Павловичем от роду двадцати пяти лет. Офицеры, прошедшие войну, многие, как мой отец, ещё и финскую, знали цену таким наградам.
Среди орденов лежало письмо. Видно было, что его неоднократно комкали, а потом расправляли. Письмо было подписано: "любящая тебя Шурочка". "Любящая Шурочка" писала, что будь у Николая хоть одна нога - она бы за ним в госпиталь приехала. А уж совсем ползуна она, молодая и красивая, взять не может. Так и писала Шурочка - "ползуна!" В вагоне повисла угрюмая тишина. Мама всхлипнула, бабушка убеждённо сказала: "Бог её накажет!" - и ещё раз бережно обтёрла лицо спящего.
Спал безногий солдат долго, а проснувшись, казалось, совсем не удивился, что едет неизвестно куда и неизвестно с кем. Так же легко согласился он остаться пока в нашей части, сказав при этом: "Там видно будет". Охотно откликнулся Николай и на просьбу спеть, с которой на удивление робко обратился мой отец, вообще-то человек не робкого десятка. Он впоследствии как-то, казалось нам тогда, робел перед Авдеевым. Это было преклонением перед уникальным талантом.
Авдеев запел. Бархатный бас поплыл по вагону и словно заполнил собой окружающее пространство. Не стало слышно грохота колёс, за окном исчез мелькающий пейзаж. Сейчас иногда говорят - "попал в другое измерение". Нечто подобное произошло тогда с пассажирами вагона-теплушки. Я до сих пор думаю, что мне довелось в детстве слышать певца, обладающего не только уникальным голосом, но и ещё богатой, широкой душой, что и отличает великих певцов от бездарностей. Однажды я спросила бабушку: "Почему, когда дядя Коля поёт, облака то останавливаются, то бегут всё быстрей?" Бабушка задумалась, а потом ответила мне, как взрослой: "А ведь и правда! Это у нас душа от его голоса то замирает, то к Богу устремляется. Талант у Коленьки такой особый".
А вскоре произошло то, что заставило окружающих посмотреть на певческий талант Авдеева с ещё большим изумлением.
Через дорогу от школы, где жили офицерские семьи, в небольшом домике жила пожилая еврейка - тётя Пейся со своей очень красивой дочерью Розой. Эта ещё совсем молодая женщина была совершенно седой и немой. Это произошло с ней, когда в одном из маленьких местечек Белоруссии немцы уничтожали евреев. Чудом спасённая русскими соседями, лёжа в подвале со ртом, завязанным полотенцем, чтобы не кричала, Роза слышала, как зовут её из рядом горящего дома её дети - близнецы.
Несчастная мать выжила, но онемела и поседела.
В один из летних вечеров, когда Роза с лотком маковых ирисок зашла к нам во двор, на своей тележке на крыльцо выкатился дядя Коля. Надо сказать, что к этому времени он был уже официально оформлен комендантом офицерского общежития и получал зарплату, по существу был членом нашей семьи. Женщины поставили перед ним тазик с вишней, мы, дети, облепили его, и он рассказывал нам что-то очень смешное. При виде седой Розы дядя Коля вдруг замолчал и как-то особенно внимательно стал вглядываться в её лицо. Потом он запел. Запел, даже не попросив, как обычно, принести ему баян. Помню, что пел он какую-то незнакомую песню о несчастной уточке - лебёдушке, у которой злые охотники, потехи ради, убили её утят-лебедят. Могучий бас Авдеева то жалобно лился, то скорбно и гневно рокотал. Подняв глаза, я увидела, что все окна большого дома были открыты и в них молча застыли люди. И вот Роза как-то страшно замычала, потом упала на колени, подняла руки к небу, и из губ её вырвался молодой, звонкий и безумный от горя голос. На еврейском языке взывала к Богу несчастная мать. Несколько женщин, бросившихся к ней, застыли по знаку руки певца. А он всё пел, а Роза кричала всё тише и тише, пока с плачем не упала на траву. Её спешно подняли, внесли в дом, и около неё захлопотал наш полковой врач.
А мы, рано повзрослевшие дети войны, как суслики, столбиками, остались сидеть молча в тёплой темноте южной ночи. Мы понимали, что стали свидетелями чуда, которое запомним на всю жизнь. Утром пришла тётя Пейся и, встав перед дядей Колей на колени, поцеловала ему руку. И снова все плакали. Впрочем, в моём детстве плакали часто даже мужчины. "Почему взрослые плачут? - спросила я маму. "Это слёзы войны, - ответила мне она, - в войну-то нам плакать было некогда, да и нельзя. Надо было выстоять, чтобы детей спасти. А теперь вот слёзы и отливаются. Твоё поколение уже не будет плакать. Только радоваться".
Надо сказать, что я с горечью вспоминаю эти мамины слова. Радуюсь редко.
Шёл 1948 год. И вот стало происходить что-то странное, непонятное нам, детям. С улиц города стали исчезать инвалиды, которых до этого было так много. Постукивали палочками слепые, но безрукие и безногие, особенно такие, как дядя Коля, практически исчезли. Взрослые испуганно и возмущённо шептались о том, что людей забирают ночами и куда-то увозят. В один из вечеров я услышала, как родители тихо говорили, что дядю Колю придётся спрятать, отправить к родным мамы, на дальний казачий хутор.
...Но здесь произошло событие, которое предопределило дальнейшую судьбу Николая Авдеева и стало таким ярким эпизодом в моей жизни. В 1948 году страна-победительница торжественно праздновала 800-летие Москвы. Повсюду висели флаги и транспаранты, проходили праздничные мероприятия. Одним из таких мероприятий должен был стать концерт в Доме офицеров. Случилось так, что проездом на какую-то инспекционную поездку в городе на целый день остановился маршал Георгий Константинович Жуков. Взрослые называли его коротко и уважительно "сам Маршал". Именно так это и звучало - с большой буквы. Отец пояснил мне, что я видела его в кино, когда, как и все, неоднократно смотрела Парад Победы. "Ну, на коне! Помнишь?" - говорил отец. Честно говоря, коня я помнила очень хорошо, удивляясь каждый раз, почему у него перебинтованы ноги. Маршала же я практически не разглядела. И вот офицерам объявили, что
на концерте сводной самодеятельности воинских частей будет присутствовать Жуков. Каждый вечер шли репетиции, и на одной из них было решено, что цветы маршалу буду вручать я. Не могу сказать, что меня, в отличие от моей семьи, это обрадовало. Скорее, наоборот. Мне вообще очень не хотелось идти на концерт, ведь я всё это видела и слышала неоднократно. Теперь я уже никогда не узнаю, почему выбор пал на меня. Скорее, из-за совершенно кукольной внешности, которая, кстати, полностью не совпадала с моим мальчишеским характером. Два дня у нас в коммуналке строчил старый "Зингер".
Мне спешно шили пышное платье из списанного парашюта. Шила мама. А бабушка, наспех нас накормив, вдруг стала днём, стоя на коленях, молиться перед иконой Святого Георгия Победоносца. Эта удивительно красивая икона была единственной сохранившейся из её большого иконостаса. В старом казачьем офицерском роду была она семейной. Много поколений молились перед ней, да и всех мальчиков у нас называли Георгием и Виктором. Я была удивлена, услышав, что бабушка непрестанно молится за дядю Колю.
В торжественный день из меня изобразили нечто вроде кукольной Мальвины, вручили сноп мокрых гладиолусов и раз десять заставили повторить приветствие высокому гостю. В результате, когда подъехали три машины, и из первой вышел коренастый человек с суровым, как мне показалось, лицом и звёздами Героя на кителе, я всё начисто забыла. И буквально на одном дыхании выпалила: "Товарищ Жуков! Мы все вас поздравляем! Пожалуйста, живите долго со своим красивым конём!" Вокруг раздался гомерический хохот. Но громче всех, буквально до слёз, смеялся сам маршал. Кто-то из его сопровождения поспешно взял у меня огромный букет, и Жуков, продолжая смеяться, сказал: "Ну вот теперь я тебя вижу. Пойдём со мной!" И подав мне, как взрослой, руку повёл меня по лестнице, в ложу. В ложе стояли стулья и большое бархатное кресло для высокого гостя. Но он, смеясь, сказал: "Кресло для маленькой дамы!" - и, посадив меня в кресло, пододвинул свой стул ближе к перилам ложи. В ужасе и отчаянии от своего провала и позора я сжалась в кресле в комочек. "Как тебя зовут?" - спросил Жуков. "Людмила", - прошептала я. "Люсенька, значит!" - Жуков погладил меня по моим очень длинным волосам. Концерт начался. На сцене танцевали гопак, пели все известные фронтовые песни, снова танцевали. Мне же хотелось одного: сбежать и забиться куда-нибудь в тёмный уголок. На маршала я боялась даже поднять глаза.
Но вдруг я просто подскочила от удивления. На сцене, вместо конферансье, появился мой отец. Напряжённым, каким-то чужим голосом отец объявил: "А сейчас перед вами выступит кавалер орденов (шло их перечисление) и кавалер ордена Ленина, танкист, сержант Николай Авдеев!" Дядю Колю давно уже знали и любили. Зал затих. Детским своим умом я не поняла сути происходящего. Но зрители в зале поняли сразу, что безногий человек на сцене был вызовом власти. Вызовом её безжалостному лицемерию по отношению к людям, которые, защищая Родину, защитили и эту самую власть. Власть, которая сейчас так жестоко и бессовестно избавлялась от покалеченных войной. Я всё это поняла, повзрослев. А тогда два офицера вынесли на сцену Авдеева, сидящего в таком же бархатном кресле с баяном в руках. И вот полилась песня: "Уж, ты ноченька, ночка тёмная…" Голос не пел. Он сначала тихо плакал, а потом громко зарыдал от одиночества и тоски. Зал замер. Вряд ли в нём был тогда человек, который не потерял в войну своих близких. Но зрители не успели зааплодировать, потому что певец сразу заговорил: "Товарищи! В старинных битвах отстояли Отечество наше и свою столицу - Москву! Но и за сто лет до нас прадеды наши погибали за Москву и Россию! Помянем же их!" И Авдеев запел: "Шумел, горел пожар московский…" Показалось, это перед всеми совершенно зримо пошли в своих сверкающих киверах победители 1812 года. В едином порыве зал стал дружно и слаженно отхлопывать рефрен песни. В ложе стали раздаваться восхищённые голоса. Я, наконец осмелев, посмотрела на Жукова. Он, сжав руками барьер ложи, откинулся на спинку стула. Явное удивление и восхищение читалось на его лице. Но вдруг баян замолчал. Руки певца бессильно упали на него, Авдеев повернул голову в сторону маршальской ложи, и серебряная труба его голоса в полной тишине пропела: "Судьба играет человеком, она изменчива всегда…" Зал буквально взорвался от восторга. На сцене выросла гора цветов. Жуков слегка повернул голову и властно сказал кому-то позади себя: "Узнай, распорядись!" Здесь я наконец-то пришла в себя и, тронув Жукова за колено, сказала: "А я всё про дядю Колю знаю!" "Тогда расскажи", - ответил он мне и наклонился ближе. Но раздались звуки рояля, и снова, но уже торжественно и скорбно, заполнил зал фантастический голос: "Ты взойди моя заря, заря моя последняя…" В порыве чувств люди в зале стали вставать, многие плакали. Я вновь посмотрела на Жукова. Он сидел так же, откинувшись на спинку стула, с вытянутыми на барьер ложи руками. Но глаза у него были закрыты, и лицо побледнело и стало печальным и усталым. Скорбно и моляще прогудел бас Авдеева: "Ты укрепи меня, Господь!" И в этот момент в неподалёку стоящей церкви ударили колокола. Зал бушевал. Жуков открыл глаза и, произнеся: "Фантастика!", снова наклонился ко мне и, как мне показалось, строго спросил: "Так что же ты знаешь про дядю Колю?" Я заторопилась: "Его мой папа на станции нашёл. Он у нас теперь комендантом работает, и в семье, как родной. Он, знаете, какой добрый и всё-всё умеет!" Лицо маршала оставалось таким же печальным и усталым. "Детка, как ты думаешь, что для этого человека можно сейчас сделать?" - спросил он у меня как у взрослой. Я на секунду задумалась: "Баян ему доктор подарил, а он совсем старенький. Новый бы надо купить! Да уж это когда разживёмся", - заговорила я бабушкиными словами. "А главное - дяде Коле жильё какое-нибудь надо. Мы-то в целой каптёрке живём, а он в чуланчике возле котельной ютится!" Жуков слушал меня молча и неулыбчиво. И вдруг спросил: "А тебе самой что хочется?" И здесь я поняла, что нужно вовсю пользоваться случаем. "Мне ничего не надо. Я вообще счастливая. У меня папа с войны вернулся. А вот Ниночке, подружке моей, нужен специальный детский дом, потому что она немая. У неё немцы язык отрезали и свастику на ручке выжгли. Это чтобы её родители-подпольщики заговорили. Но они всё равно никого не выдали, и их расстреляли". Я не увидела лица маршала. Он вдруг поднял меня на руки и крепко обнял. На какое-то время я услышала, как под кителем со звёздами Героя ровно и сильно бьётся сердце Жукова. Потом он опустил меня на пол и бросил: "Пошли!" Дядя Коля сидел внизу на диванчике, смотрел, как мы спускаемся к нему, и лицо его показалось мне таким же усталым и печальным. Потом маршал подошёл к Авдееву и сел рядом. Некоторое время они сидели молча. Но вот Жуков заговорил. О чём говорили они - безногий сержант и маршал со звёздами Героя - Николай не рассказывал, но бабушка говорила, что всю следующую ночь он не спал. Домой ехали мы с дядей Колей. В руках у меня были два огромных пакета с конфетами, а рядом на сиденье лежали два роскошных набора рижских духов. На следующее утро Николая Авдеева увезли в штаб, где ему торжественно вручили сияющий малиновым перламутром аккордеон, а главное - конверт с ордером на комнату в большом и красивом доме. Комната оказалась тоже очень большой и красивой, с большим окном и паркетными полами.
Николай Авдеев окончил музыкальное училище и до конца жизни работал заведующим Дома культуры. А умер он рано, когда ему исполнилось 47 лет. У него было два сына-близнеца, которые стали впоследствии хорошими врачами. Дивный голос своего отца они не унаследовали. Он ушёл с ним.
За Ниночкой приехали из Киева и увезли её в хороший интернат, где, говорили, она была всеобщей любимицей. Но умерла Ниночка, не дожив до двадцати лет. Не знаю, то ли сердце её было сломлено пережитым ужасом, то ли, как говорила бабушка, родители-мученики ждали и звали её.
Отца же моего почему-то направили на курсы политработников в Смоленске. Служил он потом в войсковых училищах, и помню, что всегда заботился особенно о курсантах-сиротах. Многие из них, став сейчас седыми отставниками, вспоминают о нём с любовью и уважением...
/Людмила Толкишевская/

https://www.facebook.com/groups/1080662432059078

25 тысяч бочек с ДДТ и химическими отходами обнаружили на дне океана, в 20 километрах от Лос-Анджелеса

Американские океанологи поделились первыми результатами подробного обследования пролива между островом Сан-Каталина и расположенным на Западном побережье США Лос-Анджелесом. Они обнаружили 27 345 объектов на морском дне, не менее 25 тысяч из которых однозначно идентифицировали как бочки. До 1972 года в этом районе практиковался сброс промышленных отходов, среди которых — такой опасный инсектицид, как ДДТ.
[Spoiler (click to open)] [more]

Портал Phys.org сообщает, что исследовательское судно Sally Ride с командой из 31 человека в круглосуточном режиме обследовало дно океана у побережья Калифорнии с 10 по 24 марта. Экспедиция Института океанографии имени Скриппса (входит в структуру Калифорнийского университета) подробно изучала 145 квадратных километров впадины Сан-Педро. Этот участок пролива между островом Сан-Каталина и городом Лос-Анджелесом привлек внимание океанологов давно.

Последние десятилетия ученые фиксируют повышенное содержание ДДТ и других опасных химикатов в тканях морских животных, обитающих в окрестных водах. Причина этому может быть только одна — протекание емкостей, в которых этот инсектицид наряду с прочими промышленными отходами сбрасывали в океан. К сожалению, подобная практика была крайне распространенной по всему свету до второй половины XX века, и США в этом вопросе не исключение.

Еще в 2011 году глубоководные обследования показали, что на дне моря, менее чем в 20 километрах от оживленных пляжей Лос-Анджелеса и в дюжине километров от популярного курорта на острове Санта-Каталина, лежит огромное множество таких медленно разрушающихся бочек. Новое исследование приоткрывает завесу тайны над масштабами проблемы. Местные политики, ученые и активисты считают эту свалку одной из крупнейших экологических угроз на Западном побережье США.


Исследовательское судно Sally Ride / ©Scripps Institution of Oceanography at UC San Diego, Associated Press

Дополнительных сложностей в оценке ущерба и разработке способов безопасной утилизации этих отходов добавляет полное отсутствие информации о размерах свалки. Океанологи обследовали лишь некоторую часть известной области, в которой бочки с промышленными химикатами сбрасывали, но в реальности ей навряд ли кто-то ограничивался. И даже развитая американская бюрократия не может в этом вопросе как-то помочь.

Глубокие воды этого пролива использовали для «утилизации» промышленных отходов как минимум с 1930 по 1972 год. В начале семидесятых правительство США разработало так называемый Акт об океанических свалках (MPRSA), который частично урегулировал вопрос и ограничил сброс токсичного мусора в море. Однако до этого более трех десятилетий подряд сотни фирм рутинно предавали морским пучинам тысячи бочек с самыми разными химикатами ежемесячно.

Большинство таких организаций давно прекратили свое существование. Даже если они вели какие-либо записи, найти их чрезвычайно затруднительно. Прошлой осенью расследование The Los Angeles Times установило, что одна только калифорнийская корпорация Montrose Chemical с 1947 по 1961 год топила в прибрежных водах Лос-Анджелеса по две тысячи бочек ежемесячно. Это существенно больше, чем нашли океанологи из Института Скриппса в своей экспедиции.


Количество этого инсектицида в обнаруженных ими 25 тысячах бочек ученые оценивают в 350-700 тонн. Как показывают многолетние исследования, ДДТ, он же — дихлордифенилтрихлорметилметан, в простонародье — дуст (что не совсем корректно), способен оказывать серьезное влияние на развитие разных видов животных — от планктона до морских млекопитающих. У последних он накапливается в жировых тканях, что приводит к нарушениям работы иммунной и репродуктивной систем. У морских львов высокое содержание ДДТ в организме связали с повышенным риском развития рака.

В перспективе те бочки, что не дали течь, можно попробовать поднять с морского дна. Протекшие емкости так просто эвакуировать не получится, поэтому сначала ученые возьмут пробы грунта и воды вокруг них, чтобы оценить ущерб. В любом случае очистка столь масштабной свалки — дело опасное, рискованное, дорогое, а его успех всегда под большим вопросом.

И проблема даже не в том, что бочки лежат на глубине почти в километр. Они повреждены коррозией, из-за чего любое возмущение может привести к разрушению емкости. К тому же никто доподлинно не знает, что внутри, — а там может быть все, что угодно, помимо ДДТ: от реагентов разной степени токсичности до радиоактивных отходов.

Океанологи искренне надеются, что их работа привлечет внимание общественности. Местные политики уже ищут фирмы, которые готовы разработать план по утилизации опасных «подарков из прошлого». В ближайшем будущем ученые собираются продолжить картографирование дна. Возможно, 25 тысяч бочек — лишь начало.

https://earth-chronicles.ru/news/2021-04-29-150595